Я порядком устал от московской зимы. Здешний снег,
Если и выпадает, по цвету не лучше асфальта
И не делает город светлей. В свою очередь вверх
Без тоски не посмотришь: во вретище небо до марта.
В мире вечный шаббат. В самом деле, что ни начинай,
Результат предсказуем: сломается или посадят.
Изнутри понемногу ржавеет моя голова
От вульгарных бесед о политике или зарплате.
Забываются строки стихов ненаписанных, жаль,
Эта метастабильность надолго пришла в мою душу.
Не принявший молитвы людей Бог придумал февраль,
И опять наступающий день повторит предыдущий.
"Ты такого ещё никогда не видел. Это как твои рисующие нейросети, только для звука."
Карл говорил интригующе, и Жюль - несмотря на то что уже собирался домой, решил всё же зайти к нему в офис. Конечно, повлияла и погода за окном: там начинало капать, а тёмные тучи предвещали скорый ливень. Идти к стоянке под дождём очень не хотелось, и Жюль, может даже бессознательно, как мог долго откладывал этот момент.
Стол у Карла был завален больше обычного. Стаканы из-под кофе стояли на грампластинках, а вокруг клавиатуры были разбросаны кассеты, плёнки, диски и множество устройств, больших и маленьких, для воспроизведения и записи. Карл следил за монитором, и не повернул лица к вошедшему, но поднял палец и сразу начал:
"О, вот и ты. Смотри".
Отодвинув кресло, заполненное наушниками самых разных размеров...
Отодвинув кресло, заполненное наушниками самых разных размеров, Жюль придвинул второе - чистое - и сел рядом.
"Неделю назад я, наконец, начал разбираться с музыкой. Ты не представляешь, сколько у нас в архивах музыки! Чёртова прорва записей, и все - в нечитаемом виде. Пластинки, плёнки, MP3 диски... Диски, ты представляешь? Мне потребовалось полчаса, чтобы притащить сюда полную коробку дисков, и ещё полтора - чтобы найти хоть один проигрыватель, способный их прочитать".
Пока Карл рассказывал о дисководах и поисках магнитофона, Жюль рассматривал дисплей. Он был почти весь заполнен девятками, оставалось только несколько нулей в правом нижнем углу - но и они постепенно убывали. Похоже, что-то заканчивало работать. Скорее всего, эта самая нейросеть, про которую говорил Карл, доедала последние звуки. Все эти килограммы часов, написанные тысячами людей и прослушанные миллионами, превращались в байты и перемалывались внутри программы, которая должна была создать идеальный звук.
"Смотри, о чём я подумал, - рассказал Карл, пока сеть догрызала последние пластинки, - ты же помнишь про рисующие нейросети? Ну, те самые программы, которые сначала смотрят на картинки, изучают формы и цвета, а потом пытаются рисовать. Они состоят из двух частей: одна смотрит на картины художников и учится что-то в них видеть. Вторая часть лепит цвета как попало и спрашивает у первой части, насколько похоже получается. Поначалу выходит не очень, но нейросети быстро учатся: им не надо тратить две недели на то чтобы сделать эскиз, первый и второй набросок, подождать пока просохнут краски или привезут из магазина новый холст. Программа может клепать рисунки миллионами и миллионами, и в тот момент когда она рисует что-то похожее на правду, первая часть - которая видела настоящих художнков - говорит второй, что у неё получается. И та старается ещё пуще прежнего, пока не начнёт повторять старинные полотна и эффекты современных мастеров. Получается, она учится почти как человек, хотя и в миллион раз быстрее. Была ещё история: людям предлагали на выбор картины, сгенерированные нейросетью и нарисованные живым художником. И те далеко не всегда видели разницу!"
Жюль, конечно, помнил эту историю. Он сам когда-то писал статью о том, как тренировать такие нейросети. Программы такого рода быстро становятся слишком сложными, чтобы можно было разобраться, что они делают на самом деле. В какой-то момент это становилось похоже на чёрный ящик: люди знали что положить внутрь, чтобы потом достать то что им нужно, но процесс превращения оказывался совершенно неосязаемым, непостижимым. Хотя, можно было проследить каждый шаг и прочитать каждую цифру в коде, но как из входных данных получался результат, сказать было невозможно.
"Так вот, смотри о чём я подумал, - продолжал Карл. - Звук. У звука тоже есть форма, мы её хорошо слышим. Форма звука определяет всё: его громкость, настроение, тембр - всё то, что заставляет нас слышать и понимать музыку. Так что я всю последнюю неделю ходил по архивам, по знакомым и друзьям, по магазинам и сайтам, искал хорошую и плохую музыку. Потом переписал всё и отдал этой программе-художнику. И сказал ему: вот тебе песня. Она плохая. Наверное, на десять баллов из ста. А эта - очень хорошая, на девяносто. А эта - средненькая, ни то ни сё, я бы поставил ей шестьдесят. Ты понимаешь, к чему я клоню?"
Жюль, конечно, понимал.
"В итоге я сформировал огромный массив музыки. Мне пришлось выпрашивать у начальства доступ к суперкомпьютеру, потому что на моём ноутбуке эта история прокручивалась бы двести лет. Но тут тоже проблема: суперкомпьютеры не подключены к интернету. Они вообще ни к чему не подключены! Ну, то есть, к ним можно подцепиться, чтобы с ними работать. Но никто никогда не заходил с них в личную почту, не играл, не слушал музыку! Так что я стащил из серверной вот эту конструкцию, - Карл показал на свой старенький ноутбук с очень странной формы кабелем, уходящим в стену, - чтобы можно было подключиться к суперкомпьютеру и через него уже работать в сети. Ужасно неудобная штука, хотя тут есть много всего интересного..."
За окном вспыхнула молния и громыхнуло. Зашумели падающие на землю тяжёлые капли дождя. Жюль поёжился.
"Ну так вот. Я сдал программе все эти мелодии с оценками и попросил: напиши мне то, что я оценю на сто баллов. То, за что будет не жалко отдать все деньги мира. То, что потрясёт до глубины души, и после чего я уже не останусь прежним. Напиши мне что-то необыкновенное".
И как, - поинтересовался Жюль?
Ну вот, крутится - ответил Карл и с нетерпением уставился в монитор.
За окнами бушевала гроза, уже совсем стемнело, и уходить хотелось ещё меньше, чем обычно. Карл готовился слушать свою стобалльную мелодию: достал большие наушники. Жюль сходил на кухню, принёс кофе и пару сендвичей. Догорали последние цифры. Программа училась и переучивалась, съедала ноты и слова, генерировала формы и превращала их в звук.
Наконец, последний нолик превратился в девятку. Монитор загорелся зелёным, всё было готово.
Карл отпил кофе и надел наушники. "Сейчас, - картинно жестикулируя произнёс он, - я услышу то, что навсегде перевернёт наши представления..." И замолчал.
Сначала Карл замер и побледнел. Потом плотно прижал наушники к голове. Широко раскрыл глаза и упёрся в монитор.
"Что там, что там?" - спросил Жюль.
Потом переспросил.
Карл не отвечал. Он слушал так, будто не слышал и не видел больше ничего на свете. За окном снова сверкнула молния, проревел взрыв грома. Жюль резко поднялся, повернул кресло товарища к себе. Карл смотрел на него снизу вверх испуганным, ничего не понимающим взглядом. Жюль с силой потянул на себя провод наушников и выдернул их, тогда включился звук в ноутбуке.
Из динамиков донёсся голос:
"...в конце-концов, я же знаю, где живут твои жена и дети..."
После этих слов, едва слышных, стало очень тихо. Дождь как будто выключили. Жюль вдруг услышал, как громко бьётся его сердце. Голос наверное, услышал себя через микрофон и тоже замолчал.
"Что он сказал?" - крикнул Жюль, схватил Карла за плечи и встряхнул. Карл смотрел на него, открывал и закрывал рот, но ничего не мог произнести.
"Где тут интернет, - Жюль начал стряхивать со стола диски и кассеты, - где проклятый интернет? Отрубай, отрубай!"
Карл трясущимися руками поднял ноутбук, оторвал кабель и отбросил в сторону. Ноубтук он продолжал держать в руках.
"Что он говорил?!"
"Он сказал... Сказал что теперь понимает... - лепетал Карл, - Говорит, что знает... Боже, откуда он знает, где живёт Лиза?"
"Что ты ему скормил?" - Жюль ходил по комнате, хватал диски и отбрасывал в сторону. Самые обычные диски, классика, поп, рок на двадцати языках.
"Всё... Всё до чего мог дотянуться. Ничего такого, просто музыка. Жюль! Жюль, что же будет? Лиза, что с Лизой?!"
Карл вскочил, но Жюль его удержал.
"Лиза! Я должен знать, что с ней!" - вырывался Карл, но вырваться не мог.
"Успокойся, подожди" - Жюль несколько раз вдохнул, пытаясь привести в порядок мысли. Действительно, если произошло страшное, надо было узнать об этом как можно скорее, или хотя бы предупредить. Но с другой стороны, можно ли оставлять тут всё как есть? Не выберется ли программа наружу?
За окном громыхнуло.
Жюль посмотрел на телефон. Мобильная связь не работала - видимо, из-за грозы. Стационарные телефоны наверняка тоже отключились. Свет иногда мигал, если бы оборудование не было подключено к аварийным генераторам, здесь было бы уже темно.
"Погоди, Карл. Карл!" - крикнул Жюль, чтобы его товарищ немного успокоился. Крик подвействовал, Карл перестал дрожать как раньше.
Так, давай думать. Интернет мы отключили, так? Значит, программа не вылезет?
Карл покачал головой: "Суперкомпьютер не подключен ни к чему кроме пульта управления. А пульт управления - вот он, у нас. Но он же не может вылезти в розетку, так ведь?"
Жюль немного успокоился. Действительно, программы через розетку перемещаться не умеют. Программа записана в компьютере, а значит далеко ей не уйти.
Ноутбук засветился зелёным. Динамики зашипели, компьютер приготовился говорить, но Жюль быстро выключил звук. С компьютером надо было что-то решать, и как можно быстрее: если программа продолжит развиваться - никто не знает, до чего она дойдёт. В конце-концов, она учится в тысячу раз быстрее человека.
"Ты делал копии? Писал что-то вне этой системы?"
Карл снова покачал головой: "Нет, у моего компютера не хватило бы можности даже загрузить эту программу, что уж там говорить про обучение..." "То есть, если мы выключим рубильник, всё пропадёт, да?"
Суперкомпьютер работал со слишком большим количеством информации, чтобы запоминать её полностью. Если что-то сидит внутри, то обесточив систему можно стереть всё. Конечно, вместе с остальной информацией: биржевыми сводками, прогнозами погоды - всем, чем занимались внутри этой системы. Но лучше не рисковать.
Жюль сделал глубокий вдох и успокоился совершенно. Теперь ему был виден полный план дальнейших действий.
"Итак, что мы сейчас делаем. Карл, успокойся, слушай меня! Что мы делаем: я еду к Лизе и говорю ей чтобы сидела дома и никуда не выходила, хорошо? Еду я, потому что ты должен будешь всё отключить. Обесточить всё, чтобы ни на одной плате не осталось ни одного электрончика. Стираешь всё из памяти ноутбука. Уадляешь все записи. Дёргаешь рубильник, останавливаешь суперкомпьютер. Ты понял меня? Как закончишь - постарайся позвонить мне или хотя бы написать. Связь сейчас никакая, но может наладиться. Ты понял? Удаляешь всё и звонишь мне".
Карл кивнул. Видимо, тон Жюля действовал успокаивающе. Он сразу принялся за дело, начал отключать все проигрыватели и записывающие станции. Жюль быстрым шагом вышел из офиса и направился к стоянке. На улице лил сильный дождь.
Добежав до машины он со всей возможной скоростью, он понёсся к дому Карла. Они жили недалеко, часто виделись на корпоративах и иногда заходили друг к другу в гости. Жюль вспоминал лицо Лизы, и внутри у него что-то переворачивалось, заставляя гнать всё быстрее и быстрее. Наконец, он приехал, выбежал из машины, бросился к крыльцу и начал громко звонить в дверь. Через несколько секунд дверь открылась.
На пороге стояла Лиза в кухонном фартуке, сзади выглядывали двойняшки. Она всплеснула руками: "Ах, какой ты мокрый, скорее заходи!"
Жюль ввалился в прихожую, опёршись на стену, и сел на пол. Он вдруг почувствовал усталость, которая сменялась облегчением. "Всё хорошо" - только и мог он произнести.
"Ну как, хорошо? Ты же весь промок!" - суетилась вокруг Лиза, принося полотенца и топая по всей квартире.
"Это неважно, ничего уже не важно" - устало бормотал Жюль.
Только через полминуты он встряхнулся и вспомнил, что осталось ещё кое-что. Он поднял руку и тихо спросил: "Ответь, пожалуйста, это очень важно. Несколько минут назад ничего не происходило странного? Никто не писал, не звонил, не приходил?"
Лиза задумалась. "Ну да, как раз несколько минут назад..."
Жюль напрягся.
"Минут десять-пятнцадцать назад - вот буквально перед твоим приходом, сюда позвонили".
В кармане у Жюля прожужжал телефон. Он достал и посмотрел на монитор: там было сообщение от Карла: "Всё удалено".
"Это был странный голос... - продолжала она. - Вроде и знакомый, а вроде и нет. Он спросил, не тут ли живёт Карл Линней. Не я ли Лиза, его жена. Спросил, как у меня дела, всё ли хорошо. Я, конечно, пожаловалась на погоду и громких соседей... Но в конце концов, у меня же действительно всё хорошо! Так я ему и ответила. - засмеялась она. - Тогда он сказал следующее, я это очень хорошо запомнила. Он сказал: тогда передайте вашему мужу, пожалуйста следующее. Может быть, сказал он, вы меня и не поймёте, но я действительно рад, что у вас всё хорошо. Надеюсь, он сможет простить меня за всё, что произошло. Когда я говорил это, я был совсем другим человеком. И он положил трубку. А кто это был? Вы с ним знакомы?"
"Можно сказать и так" - ответил Жюль и закрыл глаза. А про себя подумал: "Совсем другим? Кто знает... В конце-концов, он действительно учился в тысячу раз быстрее человека".
"Неделю назад я, наконец, начал разбираться с музыкой. Ты не представляешь, сколько у нас в архивах музыки! Чёртова прорва записей, и все - в нечитаемом виде. Пластинки, плёнки, MP3 диски... Диски, ты представляешь? Мне потребовалось полчаса, чтобы притащить сюда полную коробку дисков, и ещё полтора - чтобы найти хоть один проигрыватель, способный их прочитать".
Пока Карл рассказывал о дисководах и поисках магнитофона, Жюль рассматривал дисплей. Он был почти весь заполнен девятками, оставалось только несколько нулей в правом нижнем углу - но и они постепенно убывали. Похоже, что-то заканчивало работать. Скорее всего, эта самая нейросеть, про которую говорил Карл, доедала последние звуки. Все эти килограммы часов, написанные тысячами людей и прослушанные миллионами, превращались в байты и перемалывались внутри программы, которая должна была создать идеальный звук.
"Смотри, о чём я подумал, - рассказал Карл, пока сеть догрызала последние пластинки, - ты же помнишь про рисующие нейросети? Ну, те самые программы, которые сначала смотрят на картинки, изучают формы и цвета, а потом пытаются рисовать. Они состоят из двух частей: одна смотрит на картины художников и учится что-то в них видеть. Вторая часть лепит цвета как попало и спрашивает у первой части, насколько похоже получается. Поначалу выходит не очень, но нейросети быстро учатся: им не надо тратить две недели на то чтобы сделать эскиз, первый и второй набросок, подождать пока просохнут краски или привезут из магазина новый холст. Программа может клепать рисунки миллионами и миллионами, и в тот момент когда она рисует что-то похожее на правду, первая часть - которая видела настоящих художнков - говорит второй, что у неё получается. И та старается ещё пуще прежнего, пока не начнёт повторять старинные полотна и эффекты современных мастеров. Получается, она учится почти как человек, хотя и в миллион раз быстрее. Была ещё история: людям предлагали на выбор картины, сгенерированные нейросетью и нарисованные живым художником. И те далеко не всегда видели разницу!"
Жюль, конечно, помнил эту историю. Он сам когда-то писал статью о том, как тренировать такие нейросети. Программы такого рода быстро становятся слишком сложными, чтобы можно было разобраться, что они делают на самом деле. В какой-то момент это становилось похоже на чёрный ящик: люди знали что положить внутрь, чтобы потом достать то что им нужно, но процесс превращения оказывался совершенно неосязаемым, непостижимым. Хотя, можно было проследить каждый шаг и прочитать каждую цифру в коде, но как из входных данных получался результат, сказать было невозможно.
"Так вот, смотри о чём я подумал, - продолжал Карл. - Звук. У звука тоже есть форма, мы её хорошо слышим. Форма звука определяет всё: его громкость, настроение, тембр - всё то, что заставляет нас слышать и понимать музыку. Так что я всю последнюю неделю ходил по архивам, по знакомым и друзьям, по магазинам и сайтам, искал хорошую и плохую музыку. Потом переписал всё и отдал этой программе-художнику. И сказал ему: вот тебе песня. Она плохая. Наверное, на десять баллов из ста. А эта - очень хорошая, на девяносто. А эта - средненькая, ни то ни сё, я бы поставил ей шестьдесят. Ты понимаешь, к чему я клоню?"
Жюль, конечно, понимал.
"В итоге я сформировал огромный массив музыки. Мне пришлось выпрашивать у начальства доступ к суперкомпьютеру, потому что на моём ноутбуке эта история прокручивалась бы двести лет. Но тут тоже проблема: суперкомпьютеры не подключены к интернету. Они вообще ни к чему не подключены! Ну, то есть, к ним можно подцепиться, чтобы с ними работать. Но никто никогда не заходил с них в личную почту, не играл, не слушал музыку! Так что я стащил из серверной вот эту конструкцию, - Карл показал на свой старенький ноутбук с очень странной формы кабелем, уходящим в стену, - чтобы можно было подключиться к суперкомпьютеру и через него уже работать в сети. Ужасно неудобная штука, хотя тут есть много всего интересного..."
За окном вспыхнула молния и громыхнуло. Зашумели падающие на землю тяжёлые капли дождя. Жюль поёжился.
"Ну так вот. Я сдал программе все эти мелодии с оценками и попросил: напиши мне то, что я оценю на сто баллов. То, за что будет не жалко отдать все деньги мира. То, что потрясёт до глубины души, и после чего я уже не останусь прежним. Напиши мне что-то необыкновенное".
И как, - поинтересовался Жюль?
Ну вот, крутится - ответил Карл и с нетерпением уставился в монитор.
За окнами бушевала гроза, уже совсем стемнело, и уходить хотелось ещё меньше, чем обычно. Карл готовился слушать свою стобалльную мелодию: достал большие наушники. Жюль сходил на кухню, принёс кофе и пару сендвичей. Догорали последние цифры. Программа училась и переучивалась, съедала ноты и слова, генерировала формы и превращала их в звук.
Наконец, последний нолик превратился в девятку. Монитор загорелся зелёным, всё было готово.
Карл отпил кофе и надел наушники. "Сейчас, - картинно жестикулируя произнёс он, - я услышу то, что навсегде перевернёт наши представления..." И замолчал.
Сначала Карл замер и побледнел. Потом плотно прижал наушники к голове. Широко раскрыл глаза и упёрся в монитор.
"Что там, что там?" - спросил Жюль.
Потом переспросил.
Карл не отвечал. Он слушал так, будто не слышал и не видел больше ничего на свете. За окном снова сверкнула молния, проревел взрыв грома. Жюль резко поднялся, повернул кресло товарища к себе. Карл смотрел на него снизу вверх испуганным, ничего не понимающим взглядом. Жюль с силой потянул на себя провод наушников и выдернул их, тогда включился звук в ноутбуке.
Из динамиков донёсся голос:
"...в конце-концов, я же знаю, где живут твои жена и дети..."
После этих слов, едва слышных, стало очень тихо. Дождь как будто выключили. Жюль вдруг услышал, как громко бьётся его сердце. Голос наверное, услышал себя через микрофон и тоже замолчал.
"Что он сказал?" - крикнул Жюль, схватил Карла за плечи и встряхнул. Карл смотрел на него, открывал и закрывал рот, но ничего не мог произнести.
"Где тут интернет, - Жюль начал стряхивать со стола диски и кассеты, - где проклятый интернет? Отрубай, отрубай!"
Карл трясущимися руками поднял ноутбук, оторвал кабель и отбросил в сторону. Ноубтук он продолжал держать в руках.
"Что он говорил?!"
"Он сказал... Сказал что теперь понимает... - лепетал Карл, - Говорит, что знает... Боже, откуда он знает, где живёт Лиза?"
"Что ты ему скормил?" - Жюль ходил по комнате, хватал диски и отбрасывал в сторону. Самые обычные диски, классика, поп, рок на двадцати языках.
"Всё... Всё до чего мог дотянуться. Ничего такого, просто музыка. Жюль! Жюль, что же будет? Лиза, что с Лизой?!"
Карл вскочил, но Жюль его удержал.
"Лиза! Я должен знать, что с ней!" - вырывался Карл, но вырваться не мог.
"Успокойся, подожди" - Жюль несколько раз вдохнул, пытаясь привести в порядок мысли. Действительно, если произошло страшное, надо было узнать об этом как можно скорее, или хотя бы предупредить. Но с другой стороны, можно ли оставлять тут всё как есть? Не выберется ли программа наружу?
За окном громыхнуло.
Жюль посмотрел на телефон. Мобильная связь не работала - видимо, из-за грозы. Стационарные телефоны наверняка тоже отключились. Свет иногда мигал, если бы оборудование не было подключено к аварийным генераторам, здесь было бы уже темно.
"Погоди, Карл. Карл!" - крикнул Жюль, чтобы его товарищ немного успокоился. Крик подвействовал, Карл перестал дрожать как раньше.
Так, давай думать. Интернет мы отключили, так? Значит, программа не вылезет?
Карл покачал головой: "Суперкомпьютер не подключен ни к чему кроме пульта управления. А пульт управления - вот он, у нас. Но он же не может вылезти в розетку, так ведь?"
Жюль немного успокоился. Действительно, программы через розетку перемещаться не умеют. Программа записана в компьютере, а значит далеко ей не уйти.
Ноутбук засветился зелёным. Динамики зашипели, компьютер приготовился говорить, но Жюль быстро выключил звук. С компьютером надо было что-то решать, и как можно быстрее: если программа продолжит развиваться - никто не знает, до чего она дойдёт. В конце-концов, она учится в тысячу раз быстрее человека.
"Ты делал копии? Писал что-то вне этой системы?"
Карл снова покачал головой: "Нет, у моего компютера не хватило бы можности даже загрузить эту программу, что уж там говорить про обучение..." "То есть, если мы выключим рубильник, всё пропадёт, да?"
Суперкомпьютер работал со слишком большим количеством информации, чтобы запоминать её полностью. Если что-то сидит внутри, то обесточив систему можно стереть всё. Конечно, вместе с остальной информацией: биржевыми сводками, прогнозами погоды - всем, чем занимались внутри этой системы. Но лучше не рисковать.
Жюль сделал глубокий вдох и успокоился совершенно. Теперь ему был виден полный план дальнейших действий.
"Итак, что мы сейчас делаем. Карл, успокойся, слушай меня! Что мы делаем: я еду к Лизе и говорю ей чтобы сидела дома и никуда не выходила, хорошо? Еду я, потому что ты должен будешь всё отключить. Обесточить всё, чтобы ни на одной плате не осталось ни одного электрончика. Стираешь всё из памяти ноутбука. Уадляешь все записи. Дёргаешь рубильник, останавливаешь суперкомпьютер. Ты понял меня? Как закончишь - постарайся позвонить мне или хотя бы написать. Связь сейчас никакая, но может наладиться. Ты понял? Удаляешь всё и звонишь мне".
Карл кивнул. Видимо, тон Жюля действовал успокаивающе. Он сразу принялся за дело, начал отключать все проигрыватели и записывающие станции. Жюль быстрым шагом вышел из офиса и направился к стоянке. На улице лил сильный дождь.
Добежав до машины он со всей возможной скоростью, он понёсся к дому Карла. Они жили недалеко, часто виделись на корпоративах и иногда заходили друг к другу в гости. Жюль вспоминал лицо Лизы, и внутри у него что-то переворачивалось, заставляя гнать всё быстрее и быстрее. Наконец, он приехал, выбежал из машины, бросился к крыльцу и начал громко звонить в дверь. Через несколько секунд дверь открылась.
На пороге стояла Лиза в кухонном фартуке, сзади выглядывали двойняшки. Она всплеснула руками: "Ах, какой ты мокрый, скорее заходи!"
Жюль ввалился в прихожую, опёршись на стену, и сел на пол. Он вдруг почувствовал усталость, которая сменялась облегчением. "Всё хорошо" - только и мог он произнести.
"Ну как, хорошо? Ты же весь промок!" - суетилась вокруг Лиза, принося полотенца и топая по всей квартире.
"Это неважно, ничего уже не важно" - устало бормотал Жюль.
Только через полминуты он встряхнулся и вспомнил, что осталось ещё кое-что. Он поднял руку и тихо спросил: "Ответь, пожалуйста, это очень важно. Несколько минут назад ничего не происходило странного? Никто не писал, не звонил, не приходил?"
Лиза задумалась. "Ну да, как раз несколько минут назад..."
Жюль напрягся.
"Минут десять-пятнцадцать назад - вот буквально перед твоим приходом, сюда позвонили".
В кармане у Жюля прожужжал телефон. Он достал и посмотрел на монитор: там было сообщение от Карла: "Всё удалено".
"Это был странный голос... - продолжала она. - Вроде и знакомый, а вроде и нет. Он спросил, не тут ли живёт Карл Линней. Не я ли Лиза, его жена. Спросил, как у меня дела, всё ли хорошо. Я, конечно, пожаловалась на погоду и громких соседей... Но в конце концов, у меня же действительно всё хорошо! Так я ему и ответила. - засмеялась она. - Тогда он сказал следующее, я это очень хорошо запомнила. Он сказал: тогда передайте вашему мужу, пожалуйста следующее. Может быть, сказал он, вы меня и не поймёте, но я действительно рад, что у вас всё хорошо. Надеюсь, он сможет простить меня за всё, что произошло. Когда я говорил это, я был совсем другим человеком. И он положил трубку. А кто это был? Вы с ним знакомы?"
"Можно сказать и так" - ответил Жюль и закрыл глаза. А про себя подумал: "Совсем другим? Кто знает... В конце-концов, он действительно учился в тысячу раз быстрее человека".
Ну ладно, захотел так захотел. Вспомнил, где находятся ближайший офис, за месяц собрался, приехал, а на этом месте
Я решил, что не надо унывать, ведь неподалёку есть ещё один офис.
Ещё через месяц я добрался туда. А там тоже пустырь. И тоже рядом трактор.
Начинание хорошее, но сделано - как всё у нас в ВУЗе.
Предлагается следующее. За вовремя выполненные домашние задания и лабораторные работы - 30 баллов из ста. За участие в электронных образовательных ресурсах (которых нет) - 30 баллов из ста. Посещение лекций - 20 баллов из ста. Активность на занятии - 20 баллов из ста. Ну и расценки: меньше 50 - двойка, меньше 70 - тройка, 85+ - пятёрка.
Но если вдруг студент набрал меньше пятидесяти, то "обучающийся имеет право" - преподаватель, соответственно, обязан это право обеспечить - "участвовать в контрольно мероприятии промежуточной аттестации" - то есть, прийти на обычный экзамен.
Это означает, что студент во-первых, может не выполнить ни одной лабораторной и не сдать ни одного домашнего задания. Но если он будет сидеть на всех лекциях и часто выходить к доске (пусть он даже будет мычать что-то нечленораздельное), преподаватель обязан будет поставить ему четвёрку. Потому что семьдесят баллов он набирает.
Во-вторых, он может вообще ни разу не появиться на занятиях, после чего прийти во время сессии и потребовать провести для него экзамен. Дескать, вы обязаны, а у меня есть право. Сдать он его, конечно, не сможет, но ещё два года назад ему дали право сдавать экзамен хоть каждую неделю в течение года. Что означает, что третьекурсников можно экзаменовать ровно до момента сдачи диплома.
Немногим раньше был издан указ, запрещающий ставить недопуск к экзамену. А ещё раньше было решено, что расписание надо составлять исходя из потребностей студента, а мнение преподавателя на этот счёт слушать бессмысленно.
Но это в принципе логично. За студента ВУЗ деньги получает, а на преподавателей - тратит.